Вдыхать с тобой кокс, намного приятнее, чем ехать в Сан-Себастьян, Ирун, Андай, Биарриц, Байонна.
Даже трава Сьерра де Грасия в Барселоне не сравниться с тобой.
Может потому, что в своей оранжевой кофте ты куда веселее Святого Себастьяна.
Может потому, что я тебя люблю. Может потому, что ты любишь йогурт.
Может потому, что флуорисцентные оранжевые тюльпаны растут между берез.
Может потому, что наши улыбки сокрыты тайнами от людей и скульптур.
Трудно поверить в то, что когда я с тобой, в мире может существовать что-то такое же безмолвное
Такое же торжественное, такое же неприветливое, как статуя, когда я стою прямо перед ней.
В теплом свете Нью-Йорка, в 4 часа, мы дрейфуем удаляясь и приближаясь к друг другу.
Как дерево, вдыхающее сквозь цветные стекла.
А с портретов, словно ушли все лица, оставив лишь одни только краски.
Ты удивленно спросишь, почему их вообще рисуют?
Я на тебя гляжу и это лучше, чем смотреть на все портреты мира.
Разве что иногда буду поглядывать на "Польского всадника",
Ведь он же из коллекции Фрика,
Где, к счастю, ты не была ни разу, и мы пойдем туда вместе впервые.
А в красоте твоих движей сквозит какой-то футуризм.
Это точно так же, как дома я никогда не вспоминаю об "Обнаженной, спускающейся по лестнице", или
На репетиции - о какой-то картине Леонардо или Микеланджело, от которых я всегда тащусь.
К чему все эти потуги ипрессионистов,
Когда никто не стоит с ними около дереьвев и не наблюдает закат.
К чему это, если Марино Марини не смог высечь всадника из камня так же старательно, как и коня.

Мне кажется, что их всех обдурили, отобрав какой-то восхитительный опыт,
Который я никогда не упущу.
Вот почему я говорю тебе об этом.